- Сообщения
- 3 625
- Реакции
- 47 644
Кажется, что я последний из могикан, один из тех немногих, кто еще хранит в памяти те самые, уже почти стершиеся воспоминания о том, как некогда оглушительно и властно рычали на улицах города настоящие, живые двигатели. Ведь наша Республика, подчиняясь общему тренду и стремлению в светлое и технологичное будущее, окончательно и бесповоротно перешла на электромобили и те самые футуристичные водородные ковчеги, которые бесшумно скользят по идеальным асфальтовым лентам дорог. Нельзя не признать, что воздух с тех пор стал несравнимо чище, городской шум сменился почти что звенящей, давящей тишиной, но от этого чего-то незримого, но очень важного, будто бы ушла сама душа, опустев и потеряв былой жар. Даже запах бензина, некогда такой привычный и будоражащий кровь, теперь превратился в некий музейный экспонат, в дорогую сердцу ностальгию по тому лихому, шумному и такому живому прошлому.
И вот, совершенно случайно, в одном из глухих, полузаброшенных гаражей на самой дальней окраине, куда уже давно не доходят щупальца прогресса, мне посчастливилось найти именно Ее. Самую что ни на есть настоящую Легенду. Это был «Кловер», работающий на самом обычном бензине. Это был не муляж, не новодельная реплика для съемок в кино, а та самая, аутентичная машина, с живым, хоть и еле-еле бьющимся, из последних сил, стальным сердцем.
Надо сказать, что визуально она пребывала в состоянии, мягко говоря, более чем плачевном и глубоко печальном. Ржавчина будто бы живой, ненасытной плесенью пожирала ее несчастные бока поедем, оставляя после себя уродливые язвы и дыры. Лак на когда-то сияющей крыше почти полностью облез, обнажив таким образом все шрамы и потрескавшуюся кожу оголенного металла, который многое повидал на своем веку. Салон, если заглянуть внутрь, тяжело и густо пах старой пылью, безвозвратно утекающим временем и той самой ушедшей навсегда эпохой, что витала в воздухе неслышимым призраком. И когда я, затаив дыхание, попытался ее завести, двигатель из последних сил взвывал своей хриплой, надсадной предсмертной песней, с надрывом выплевывая из проржавевшей выхлопной трубы густые, ядовитые клубы дыма, похожие на последнее, горькое проклятие, брошенное этому новому, слишком стерильному и бездушному миру.
Но, как это ни парадоксально, именно в этом сиплом хрипе скрывался ее неповторимый характер, а в этой грубой, судорожной тряске чувствовалась та самая, утраченная другими, настоящая душа. Да, она была практически полумертва, едва жива, но при этом она оставалась единственно настоящей в этом мире. Она была тем самым последним, пронзительным глотком свободы и жизни в этом новом, идеальном и безмолвном мире, состоящем сплошь из батареек, тишины и предсказуемости.